Ирка+Серёжка=? |
Добродушная фантазия на тему произведений Алекса Экслера |
Я вам
прямо скажу: нравится он мне. Нравится, нравится и ещё
2078 раз в квадратном кубе нравится. Чтобы там о нём ни
говорили... Плевала я с Останкинской телебашни на то,
что о нём говорят. Конечно, есть у него кое-какие
недостатки. Согласна. Конечно, их гораздо больше, чем
достатков. Тоже верно. Но у кого их, спрашивается, нет -
недостатков-то этих? (Разве что у Ленина, как папуля
любит выражаться после некоторого количества литров
спиртного). Поэтому, на всякий случай, ещё раз повторяю:
он мне нравится. И точка. Теперь всё по
порядку.
Сережка к нам в школу в прошлом году
пришёл, когда я в 7-ом классе была. Учитывая
исключительно серую тональность вялотекущих будней
нашего самого среднего из всех общеобразовательных
заведений (простите за напыщенность) - появление Серёжки
было довольно значительным событием.
Вечно
замкнут в себе, на голове - девственная растительность,
по сравнению с которой амазонские джунгли - просто
лесопарк в Северном Бутово, все 3 пуговицы на рубашке -
разного цвета, вместо шнурков - какая-то странная
верёвочка неизвестного происхождения, совершенно дикие и
постоянно удивлённые глаза - такой портрет составили о
нём современники, то бишь мы.
Когда Серёжка шёл
по коридору - то всё время смотрел в пол. Он так один
раз чуть в директрису не врезался - хорошо она в
последний момент отойти успела. Пол у нас действительно
был очень интересный: он состоял из зелёного линолеума,
сплошь усеянного потрясающими своим разнообразием
чёрными квадратиками. То есть смотреть просто бесконечно
можно было... Так интересно, что заснуть можно. А он всё
смотрел и смотрел, я сначала думала, что он просто
потерял чего, но потом поняла, что это сдвиг такой...
Каждый в конце концов по-своему с ума сходит. Но меня
это, помню, так сразу поразило, что я решила вступить с
ним в более тесный контакт - пойти на сближение,
выражаясь космическим языком.
Нет, вы только не
подумайте, что у меня с мужским населением какие-то ТАМ
проблемы, и что я решила использовать последний шанс,
связав свою судьбу с этим странным человеком. Нет, всё
как раз наоборот - хахалей, как выражается папуля, у
меня вагон и маленький паровоз впридачу! В том-то всё и
дело, что надоели они мне все страшно. НАДОЕЛИ. У них
лексикон из 15 слов состоял, из них половина -
нерусские.
Серёжка же совсем другой. И мне просто
страшно интересно было узнать, что же в нём всё-таки
скрывается. Я просто интуитивно чувствовала, что он
гений. Второй Чарльз Дарвин! Это как минимум. Ах да, я
же ещё забыла сказать, что он всё время какую-то книжку
с собой таскал, "Anatomy" называлась...
Это,
по-моему, что-то вроде природоведения, только на
английском языке. Наверное, там тоже про кости всякие
рассказывается, откуда у птиц крылья вылезли, зачем
слону хобот, как там стрекозы со стрекозлами любовью
занимаются и всё в таком духе. Я вообще не очень
понимаю, как можно любить всех этих лягушек, тараканов,
кишечных веточек или кустиков или как их там?! Да ещё
читать об этом таким запоем... А если бы вы видели
размеры этой книженции... Мамочки родные... Как он её
носил - до сих пор понять не могу. У меня полное
собрание "Cool girl" за 98-2000 года меньше весит... Но
не будем отвлекаться.
Поначалу девчонки, конечно,
интересовались "столь экзотическим товарищем", некоторые
даже прилипали, как банный лист, я извиняюсь, к чему. Но
их можно было понять - потому что остальные парни у нас
- это вообще улёт, я уже упоминала об их словарном
запасе. Но потом девчонки потихоньку стали от Серёжки
отпадать, как листья клёна с канадского флага. Ну вы же
знаете девчонок: им не эйнштейны с ломоносовыми нужны,
им внимание нужно - цветочки там, бусинки всякие,
колечки. (А от такого дождёшься, конечно, внимания,
дождёшься от него бусенок... С ним стоять рядом - и то
страшно.)
Но уж мне-то об этих бусинках и прочих
финтифлюшках, составляющих простое женское счастье можно
было особо не беспокоиться, потому что папулик в
отношении к своей дочулик бывал чрезвычайно щедр,
особенно когда выпьет. Так что всё моё внимание имело
полное право отдохнуть от всяких тупых дебильных
идиотских кретинов, страдающих неуёмной подростковой
страстью к полу, в том числе и противоположному, и быть
прикованным к Серёжке (такой вот каламбурчик вышел: не к
серёжкам, а именно к Серёжке).
Тут надо
оговориться, что осуществлению моих светлых планов
мешала одна маленькая формальность: мы с Серёжкой
учились в параллельных классах. Впрочем, скоро эта
проблема решилась - причём решилась она самым кошмарным
из всех возможных путей её решения. Разумеется, не
обошлось без крови. Дело было так.
В то время,
как все нормальные, воспитанные люди на переменах
носятся, как стадо молоденьких косуль от гепарда, играют
в сифака пакетиком из-под сока, курят, нюхают, колятся в
туалете, на худой конец дёргают друг друга за косички
или за какие-либо другие места - Серёжка предпочитал
насиживать себе, пардон, плоскожопие на подоконнике и
чего-то там сюсюкаться со своей лучшей подружкой.
"Anatomy", я имею ввиду.
И вот однажды я как бы
невзначай к нему подсела. Гул в коридоре сразу утих на
несколько децибел, и мне с минуту пришлось терпеть на
себе недоумевающие взгляды. Я сделала вид, что повторяю
монолог Гамлета и что 4 великих слова нашли такое
глубокое отражение и понимание в моём измученном сердце,
что, мол, два выхода: повеситься или сесть на
подоконник. Но коридорную общественность такое
объяснение не устроило, так что пришлось для ясности
достать череп, то есть тьфу ты! - достать яблоко и
начать его невозмутимо грызть. Все успокоились, что я
ничего ТАКОГО не задумала, и коридорный шум вновь
вернулся к своей децибельной норме, равной десятью
турбинам Боинга-747 и гиппопотаму, случайно оказавшемуся
в одной из них.
Серёжке же всё хоть бы хны! В мою
сторону - ноль внимания, коридора и всего внешнего мира
будто бы вообще не существует, не говоря уже о турбинах
со встроенными гиппопотамами. Упёрся в свою книгу, как
кот Бублик в зеркало после просмотра эротического
триллера.
- Серёж, - окликнула я его.
Ноль
целых и ещё меньше десятых внимания.
-
Серёё-о-ож, - я чуть пошатала его коленку, и
одновременно попыталась втиснуть свой вопрошающий взгляд
между ним и его книгой.
- Щас, - сказал он, грубо
отстранив меня.
- Что "щас"? - не унималась я,
переходя на более высокий тон.
- Щас, - продолжил
он свою волнующую речь, поднял вверх палец и начал
довольно шевелить губами какие-то "Хомы", "Саспенсы",
"Гомы" и прочие непонятные выражения. Потом замолчал,
опустил палец и опять углубился в свою книгу.
-
Да что "щас"-то, - совсем повысила тон я, потому что
терпеть полную индифферентность к своей персоне не в
моих принципах.
- Не лезь, - огрызнулся он, даже
взгляда не подняв.
- Ах так! - вскипела я и
схватила руками его паршивую книженцию.
Но во
гневе я совсем забыла о том, что паршивая книженция
весит столько, что вполне может принять участие в
турнире по сюмо в младшей возрастной группе и,
естественно, не смогла её удержать. "Anatomy" совершила
вынужденную посадку на пол. Я быстренько нагнулась,
чтобы её поднять, но Серёжка в то же мгновение сам
потянулся за ней, и так получилось, что мы слегка
ударились лбами. После этого физического контакта
Серёжка удосужился - таки наконец поднять на меня свой
фэйс, и несколько секунд мы просто смотрели друг на
друга - прямо глаза в глаза - это было потрясающе!
Правда, выражение его взгляда было несколько странным,
мне казалось, что он на глазок пытается определить,
получила ли я после этого лобового столкновения
сотрясение мозга или какие-либо другие повреждения. В то
время как мой взгляд выражал совсем другое, нечто
возвышенное и прекрасное. Но тут, вы представить себе не
можете, все мои сомнения мгновенно испарились, - его
рука потянулась к моей голове, чтобы поправить мне
волосы! Он почувствовал!!! Я была просто на седьмом небе
от счастья - ведь это значит, что ему тоже не чужды
простые человеческие желания, что я ему, разбери динамит
эту школу, тоже нравлюсь!
- Пойдём поговорим, -
раздался откуда-то сверху (мы же сидели на корточках)
голос Черепа.
***
Череп был королём школы,
как он сам себя называл, несмотря на то, что учился
только в седьмом классе (к несчастью, как раз в том, где
учился Серёжка). Череп (в смысле - кличка) представлял
из себя 100 кг мышц, но при этом был достаточно умён,
что, надо заметить, довольно редкое совпадение.
"Черепом" его называли за абсолютно лысую голову,
которую, как могла, прикрывала байкерская бандана (у
него был свой мотоцикл, который он почему-то называл
"Харчей", и на этом, как бы сказать, плевке слюны он
гонял по всему району, доводя до состояния аффекта
бабулек у подъезда, гулек у помойки и весь муниципальный
детский садик №49). Настоящее имя Черепа знали только
учителя, которые не могли в классном журнале писать
"Череп" (хотя он всякий раз настаивал на этом), и члены
его школьной банды, которая состояла, в основном, из
10-ти и 11-ти классников. Ещё его имя знала
я...
- Дим, ты чё с ума сошёл что ли? - семенила
я за ним, пытаясь его образумить, когда он поднял на
ноги Серёжку и повёл его за плечо по коридору. Самое
страшное в тот момент для меня было, что я знала, куда
его ведёт Череп и что он планирует с ним
делать.
Дело в том, что, как и у всех деспотов, у
Черепа была мания, что против него постоянно готовятся
заговоры, имеющие целью сместить его с занимаемой
должности короля школы. Поэтому - в профилактических
целях - он любил отлавливать на переменах "лиц с
подозрительной рожей", как он выражался, и отводить их в
Туалет На Третьем Этаже. С большой буквы - потому что
это была официальная резиденция короля, которую обычным
людям по вполне обычному назначению посещать было строго
запрещено. Убранство резиденции представляло из себя
шедевр "постсоветского дебилизма-модернизма с явным
уклоном в сторону индустриализованно-экзистенциального
анархизма в извращённо-буржуйской форме, колотить ведром
по подушке" (этот бриллиант красноречия выдал однажды
папулик после просмотра "Чёрного квадрата" в каком-то
экспериментальном театре). На стене этой резиденции
чёрным маркером был нарисован громадный черепок, а в
каждой из его глазниц, как выражались ребята из банды
Черепа, "на дубах" стояло по одному "Харчею". Два
унитаза они переделали в бензобаки, а на окнах сделали
узор из цепей, которыми кто-то когда-то отправлял в
последнее плавание продукты своей жизнедеятельности.
Сальвадор, короче говоря, отдыхает в самой что ни на
есть Дали.
Процесс допроса происходил примерно
так: два амбала 11-классника переворачивали ничего не
понимающего пятиклашку вверх ногами - ставя его головой
прямо на кафельный пол, Череп нагибался к своей жертве,
как Самюэль Джексон в начале "Pulp Fiction", и спрашивал
"Кто твой король?". Пятиклашка находился в таком шоке,
что полностью терял дар речи и слуха, а перевёрнутое
состояние удачной работе мысли тоже не способствовало -
так что вместо того, чтобы сказать: "Вы, Череп, Вы мой
Король" и с чистой совестью идти на урок - пятиклашка,
думая, что дяди его экзаменуют, пускался с пеной у рта
доказывать, что вопрос некорректен, потому что царизм на
Руси был отменён ещё восемьдесят лет назад и что
основными причинами этому послужили... Тут Череп делал
выразительный жест амбалам - одиннадцатиклассникам, и
они случайно отпускали ноги пятиклашки, которому ничего
не оставалось, как звонко шлёпнуться на пол. Затем всё
повторялось сначала. Где-то к четвёртому-пятому разу
бедный пятиклашка уже совсем не понимал, чего от него
хотят (до этого он ещё сделал попытку ответить, что его
король - "Елизавета Вторая", на что Череп совсем
озверел), тогда Череп вставал в центр Туалета и
громогласно заявлял: "Слушай меня, мелюзга! Я, я - твой
король". После этого пятиклашка несколько раз, теперь
уже правильно, повторял, кто его король, и шатающейся
походкой возвращался в класс.
Серёжка же о всех
этих экзекуциях не имел ни малейшего понятия (он вообще
за полгода учёбы кое-как выучил только имя-отчество
классухи и месторасположение кабинета биологии); не знал
он и того, что Череп уже долгое время следил за ним, и
уж тем более - откуда ему было знать о том, что я
являюсь девушкой Черепа. Точнее - Череп так ошибочно
считает. Но что удивительно - Серёжка не стал ни
брыкаться, ни возмущаться по поводу столь грубого с
собой обращения. Он даже попытался на ходу читать свою
"Anatomy", но на ходу и рекламную листовку трудно
прочитать - не то что такую бандуру. Немного успокаивало
то, что Череп был один, без своих амбалов; но всё равно
его физическое превосходство над Серёжкой было
подавляющим.
Череп и Серёжка поднялись на третий
этаж и зашли в Туалет, я тоже попыталась туда
прошмыгнуть, но Череп заорал, что им предстоит серьёзный
мужской разговор, а всякие проститутки могут катиться
отсюда ко всем бао-бабам. Нет вы видали, а? Этот
негодяйский качан капусты меня бабой назвал, мужик
фигов!
"Серьёзный мужской разговор" закончился
на удивление быстро и причём с совершенно неожиданным
результатом. Не знаю уж, что и как у них там
происходило, но спустя пару минут из туалета раздался
глухой хлопок, а потом из двери вышел Серёжка со своей
неизменной "Anatomy" под мышкой. Черепа я в тот день
больше не видела.
Так как же, спросите вы,
получилось, что мы с Серёжкой оказались в одном классе?
После эпизода в туалете, ясное дело, Череп воспылал к
Серёжке такой дикой ненавистью, что стал вместе со
своими дружками постоянно над ним издеваться, когда он
сидел в классе и читал, перевешивать куртку в раздевалке
и даже частенько бить. Но Серёжке это всё было абсолютно
до лампочки, поскольку если он, скажем, не находил
куртки на положенном месте - преспокойно шёл домой без
неё, а все издевательства банды Черепа - ему, по-моему,
даже нравились. Во всяком случае, он не делал никаких
попыток как-то это прекратить. Я сначала себя
успокаивала тем, что будущие гении, они все со сдвигом,
но потом решила положить всему этому конец. Кто, как
говорится, если не мы?
Я пошла к директрисе и всё
ей начисто выложила. Она, понятное дело, на Черепа
повлиять не могла, но решила, что возможно перевести
Серёжку в другой класс. А поскольку в нашем классе было
всего 20 человек, когда как в двух параллельных - по 25,
было подписан указ о переводе Серёжки в наш
7"А".
Но, как ни странно, это почти что не
изменило наши с Серёжкой отношения. Он по-прежнему
занимался своей наукой и на меня не обращал решительно
никакого внимания. Но поскольку теперь мы с ним были
одноклассниками, у меня оставался один проверенный
временем способ. Он называется взаимопомощь в учёбе. Так
ещё мой дедушка Петя за бабушкой Анжелой ухаживал, когда
они в сельской школе
учились.
***
У Серёжки с
уроками было не очень хорошо, особенно по русскому. Он
таким корявым и к тому же мелким почерком писал, что
наша руссичка просто в бешенство входила. Как-то она ему
сказала, чтобы он в следующий раз свою работу вместе с
микроскопом сдавал. Ну Серёжка, глазом не моргнув, на
следующее занятие пришёл с микроскопом... У руссички от
злости аж очки запотели. Она после того случая вообще
его работы перестала проверять. Ставит ему оценки по
графику: первая, вторая работы: "три", третья работа:
"два". Таким образом в четверти кое - как вырисовывалась
троечка. Ну, Серёжка был рад,
конечно.
Зато вот у биологички он был
любимчиком. Ох уж, как она его лелеяла, вся прямо
тряслась над ним, будто он в Красную Книгу занесён. А
вот мне эта Эвглена Зелёная только тройки ставила - при
том, что по другим предметам я вообще круглой отличницей
была.
Вот я и решила под предлогом "помощи в
учёбе" потихоньку подсаживаться к Серёжке на
гуманитарных и технических уроках (он всё время один
сидел); надеясь, что он мне будет помогать на биологии с
химией.
Но если я честно выполняла свой (чуть не
сказала "супружеский") долг, то Серёжка... Попыталась я
как-то подсесть к нему на биологии - так он на меня
ТАКИМ взглядом посмотрел, что у меня чуть эти
преждевременно не начались - да, да - те самые. Потом он
что-то пробурчал на неизвестном науке наречии, начал
размахивать руками, и я поняла, что, видимо, наш контакт
ещё не настолько тесный, чтобы я могла садиться с ним за
одну парту на биологии.
Зато вот как контроша по
математике, он тут как тут. Даже стул мне с парты
снимает. Один раз снял.
Ещё помню, попросил меня
как-то на день домашку по истории списать. Этот "на
день" у него через месяц кончился. Это, правда, было не
так важно, потому что то, что он вернул, тетрадью уже
нельзя было назвать. Он, видите ли, "случайно на неё
колбу с щёлочью опрокинул", зараза такая. Вот как дала
бы случайно по ушам, чтоб на всю свою долгую жизнь
запомнил. У него эта колба литров двести вмещает, не
меньше. Хоть извинился. Я простила, конечно.
Но
постепенно (я стала замечать) всё шло к тому, что мы
найдём-таки общие точки соприкосновения, и станем
друзьями, потом поженимся, Серёжка получит Нобелевскую
премию по биологии и 100 тысяч $ впридачу, потом уедем
куда-нибудь на Гаваи, построим там себе хижину, будем
есть кокосы и исследовать всяких полоумных букашек, а
потом, а потом... Ой, что-то я
отвлеклась.
***
На Новый Год у нас в школе
устраивали большую дискотеку. Она проходила в актовом
зале. Там вообще кошмар что творилось. Все орут, бегают,
всё потом провоняло, музыка долбит сурраундом так, что
штукатурка сыпится. Будто не школа, а зоопарк какой-то.
Мне как-то удалось оттуда вырваться, чтобы пойти в наш
класс попить водички. Спуститься на водопой, можно
сказать.
Ну захожу - смотрю: сидит Серёжка один
одинёшенек на задней парте и что-то там химичит со
спичечным коробком.
- Чё делаешь-то,
Серёж?
- Щас, подожди...
- А-а... -
глубокомысленно говорю я.
Он это "щас" постоянно
делает. Если бы я ему сказала, что в школе пожар, он бы
тоже сказал "щас, подожди".
Я тогда подхожу ближе
и вижу, ЧТО именно он там химичит... Он набирает в
пипетку несколько капель "Пепси", открывает спичечный
коробок, из которого вылезают два чёрных уса длиной в
несколько сантиметров, затем появляется голова
громадного тарак-к-ка... затем лапки, и он этой пипеткой
ему в рот - или что там у них вместо рта - тычет...
Потом из под этого таракана вылезает ещё один...
ф-ф-ф-у... Не могу я об этом рассказывать, меня аж
передёргивает всю.
Короче, понеслась я быстрее
Ирины Приваловой в туалет, и остаток дискотеки провела
над раковиной. Девчонки ещё шутили, дуры, что мол,
Серёжка на мне новое вещество испытал. Я им как сказала,
что он в бутылку с "Пепси" тараканов пустил поплавать,
они как-то сразу шутить перестали. Быстренько по домам
разбежались.
А мне ведь тоже домой надо -
скоро метро закроется. А как я поеду: мне после часа на
метро, потом ещё полчаса в автобусе трястись, а у меня
рвота никак не прекращается. Меня эдак в милицию могут
забрать. Я как раз представляла себе картину, как я в
окружении проституток и бомжей, пардон, блюю в тюряге,
как дверца туалета чуть приоткрылась, и показалась
довольная морда этого негодяя. Она мне была ещё более
противна, чем морда того таракана в спичечном
коробке.
- Чего? - спрашиваю я, а то он так ещё
полчаса на меня смотрел бы.
- Ты как? -
интересуется этот садист.
- Да ничего...
-
Ну ладно... Я это... пойду тогда.
- Ты иди,
иди...
- Ну давай...
- Ага, до свидания, -
сказала я, и меня снова вырвало.
- Во! Рвотная
реакция...кайф, хи-хи-хи, - послышалось за
дверью.
Я осмотрелась по сторонам в поисках
чего-нибудь тяжёлого, но, на счастье этого изверга,
ничего не нашлось.
Уж не знаю сколько ещё
времени я провела в туалете, помню только, что за мной
на машине приехал папулик, кое-как мы добрались домой
(папулик несколько раз мог врезаться - потому что всё
время смотрел "на свою кровиночку, которую эти гадёныши
из Министерства Образования отравили"), а потом уже
ничего не помню, потому что я заснула сном Ильи Муромца
после того, как он с Бабой Ягой всю ночь
квасил.
На следующий день начинались каникулы -
об уроках, наконец-то, можно было не беспокоиться. И я
решила продрыхать часов до 14, минимум.
Как
вдруг раздался дикий звон. Я вскочила и начала
соображать, что же может издавать такой звук. Первая
мысль была - что началась Вторая Мировая Война, но я
вспомнила, что она уже вроде как закончилась, и в
бомбоубежище спускаться не надо. Звонок в дверь - нет,
он у нас пищит, как поросенок в микроволновке:
"Ви-ви-ви-ви-ви". Посмотрела на будильник - полшестого
утра. Но будильник отвык звонить ещё месяц назад (мне
тогда страшно не хотелось вставать, а он всё трезвонил и
трезвонил - пришлось его выключить прямым ударом в
челюсть). И тогда страшная мысль пришла мне в голову: о,
боги! Телефон, разбери его электрод!
Ну это
каким же надо быть кретином, чтобы звонить в воскресенье
в полшестого утра, - соображала я, пытаясь встать с
кровати.
Когда я тащила своё сонное тело до
телефона, из спальни раздались нелитературные
комментарии папулика по поводу того, кто сейчас звонит,
его жены, любовницы, детей, братьев, двоюродных сестёр и
его троюродной тёти в Тамбове.
- Аллоооааао-о, -
зевнула я в трубку.
- Ир, эт ты? - раздался
бодрый и даже, по-моему, весёлый голос
Серёжки.
[продолжение следует]
|